Урусут - Страница 10

– Какое глупое упорство! – вздохнул повелитель. – Как много легче умереть от одного удара клинком, а не от многочасовых разнообразных пыток!

Голодные охотники, мечтающие поскорее усесться к дастарханам за ужин, согласно закивали головами.

– Упрямый ты баран, – разочарованно произнес оглан. – Говори свое имя, откуда ты, кому служишь. С какой целью ты здесь, ты лазутчик или не лазутчик, может, ты заблудился, может, отбился от каравана, может, ты несешь устную весть своему хозяину, может, ты беглый преступник. Говори, не отнимай время, не обрекай себя на муки.

Тут пленник зачем-то выругался. Туглай не знал языка, но понял, что высказывание было очень грубым и неприятным. Покрасневший толмач, запинаясь, пояснил, что не станет переводить, но это плохие, очень плохие слова. Сотник удивился. Совсем молодой, совсем не умный чужеземец. Сначала побежал – поэтому лишился свободы. Затем обнажил саблю – заведомо лишился жизни. Теперь оскорбляет словом – значит, лишается возможности умереть быстро. Недалекие урусуты, разбили Мамая на Саснак кыры, и решили, что сейчас все степняки одинаково слабы. Ну и сравнение! Мамай – темник, вор чужих титулов и земель, выскочка из враждебного рода Кыят-Юркин, а Тохтамыш – чингизид, законный наследник Царя Царей, Потрясателя Вселенной! Все ваши княжества – улусы Великого Хана!

Илыгмыш поднялся и, отряхивая халат, сказал:

– Быстро соорудите зиндан и швырните его туда до утра. Рук не освобождать, в яму опустить разворошенный муравейник – надеюсь, до утра насекомые его не сожрут, но пыл убавят. Если же все равно откажется говорить, развяжите язык любыми способами.

Подручные бросились выполнять приказание. Пленника уволокли.

Вскоре начался пир. Туглая за меткий выстрел оглан пожаловал вареной головой сайгака и полной чашей кумыса, а потом, сам захмелев, приказал юз-баши сесть ближе.

Арактырец знал, что оглан давно его приметил, еще с Отрара и Самарканда, но все не показывал виду. Хотя можно сказать, что властитель тогда спас ему жизнь.

Вдохновленные уходом Урус-хана, солдаты союзников Тохтамыша и Тимур-Ленга замечательно проводили время, хотя и по отдельности – бойцы последнего считали монголов Белой Орды степными дикарями, не знакомыми с истинной верой, но что самое обидное – не слишком умелыми и отважными воинами.

Как-то на самаркандском рынке сотник удачно сбил цену на понравившийся ему предмет у хитрой торговки, повернулся, чтобы достать кошелек с монетами, и тут ему на ногу наступил чагатаец, почему-то средь белого дня вышагивавший внутри города в боевом облачении в компании такого же бойца. Если бы он, пусть и не останавливаясь, на ходу бросил «извини» или даже «не хотел», то этого Туглаю было бы достаточно – все-таки чужая страна и чужой город, но тот вовсе не обернулся! Поставил на вычищенном до блеска ичиге противный пыльный отпечаток – и как так и нужно! Подобного обращения арактырец стерпеть не мог.

– Эй, воин! – крикнул он стервецу вослед. – Ты наступил мне на ногу!

Тот круто развернулся, упер руки в бока и, насмешливо глядя монголу в глаза, лениво произнес:

– Ну, наступил. И что?

– Как что? – оторопел юз-баши. – Нужно извиниться!

Чагатаец вдруг стал выглядеть так, будто только что проглотил целиком арбуз. Он все надувался и надувался, а потом вдруг выкрикнул на весь базар:

– Чтобы! Я! Офицер! Гвардии эмира! Извинялся! Перед зачуханным степняком?! Ты, безумный, смерти ищешь?

«Степняк» – ладно, гвардейская заносчивость кулчи – воина личного тумена Железного Хромца – пусть, но «зачуханный»… Этого Туглай стерпеть не смог.

– Тот, кто громче всех лает, слабее всех кусает! Трусливые слова трусливого шакала! Прикрываться именем эмира – это все, что ты можешь? Покажи, какой ты мужчина!

Оба чагатайца ринулись вперед. Расстояние до них оставалось небольшое, но сотник успел просчитать – если пес схватится за кривую рукоять хорезмийской сабли и вынет ее из ножен хотя бы на ладонь – нужно, не мешкая, сразиться на клинках, хоть за это и грозит смертная казнь. Если же наглец не достанет оружие, то можно просто разбить ему скулу.

Но за два шага он понял – его хотят прямо здесь убить. Второй боец тоже тянул на ходу саблю.

И Туглай сделал то, что умел лучше всего – одной рукой приподнял конец ножен вверх, чтобы клинок выходил из них по более крутой дуге и сразу приобрел силу замаха, другой выхватил оружие, получившимся боковым ударом попал лезвием врагу под правое ухо, клинок наискось прошел сквозь череп и вышел над левым виском, таким образом снеся противнику полголовы. Повернув кистью заточенный край сабли вниз, не сходя с места, он опустил сверкающую сталь на шею второго, сделал шаг назад и вытянул на себя клинок уже из мертвого, разрубленного до пупа, тела.

Что могло быть на свете быстрее его удара? Бег коня? Полет орла? Полет стрелы? Нет. Только молния Тэнгера.

Многоголосый бабий визг привел его чувство. Солнечным днем алая кровь была особенно четко видна на белом песке Мавераннахра. Он повернулся и побежал. Других мыслей не пришло – только в дом к своему повелителю. Тимур не казнит без суда, это так, но какой суд в Самарканде признает правоту чужака? На счастье, Илыгмыш находился у себя. Арактырец упал ему в ноги и повинился. А тот оказался только рад указать место заносчивым мусульманам. Юз-баши положили на дно арбы, сверху накрыли досками, оставив широкие щели для воздуха, затем забросали дынями и вывезли из города мимо стражи у ворот. Дойди известие до Хромца – быть большой беде, товарищи погибших и так пытались кидаться на других, ничего не знающих о стычке, степняков, но новая война заставила их выступить в поход, а тут как раз Тохтамыша призвали на трон Синей Орды, и он увел свое войско.