Урусут - Страница 130

130

Едва за Славиком закрылась дверь, Олег встретился взглядом с еще одним Белым Лбом.

– Лариса! – заверещал отец семейства. – Ты видела эту роспись у него на щеке?

– Видела!

– Почему мне ничего не сказала?

– Пусть сам объяснится!

– Ну-с, молодой человек, присаживайтесь, – Олег с удовольствием присел к столу, заваленному множеством ингредиентов будущего «знатного ужина».

– Вот он, ваш футбол, – целясь в голову сыну деревянной ложкой, произнес папа.

– Вы ошибаетесь.

– А-а-а! Летучая мышь набросилась на нашего героя на втором этаже подъезда!

– Нет. К детям пристали взрослые – ну, сравнительно взрослые, лет по семнадцать – хулиганы, одного я побил, а второму сломал в двух местах руку. Подружка последнего и расцарапала мне лицо, пока ее не оттащили.

– Олег! – отец опустился на стул, бросил ложку, машинально, что означало волнение, поправил дужку очков и начал быстро-быстро вытирать и без того чистые ладони о фартук. – Ты не можешь вот просто так ломать подросткам руки! Если они совершили проступок, то это уже дело их родителей, милиции, в конце концов!

– Их родители, думаю, в пьяном угаре давно не просыхают. В милиции, наверное, хулиганов знают как родных. Зона и так ждет. Это, что, для меня – причина, смотреть, как три полупьяных быдла глумятся над стайкой детей?

– Нет! Но ломать руки! Я запрещаю, в конце концов! Допустим, придет заявление в школу, и тебя самого накажут как хулигана!

– А-а! Надо было?.. Убежать? Пап, – Олег подмигнул, – признайся, бегал в коротких пионерских трусишках?

– То есть?!

– Ну, приезжаешь в пионерлагерь, вечер, костер, песни о дружбе, тебе понравилась девочка, ты положил свою ладонь на ее ладонь – романтика! Тут появляются деревенские местные на трехколесном мотоцикле, всем пионерам дают по мордасам, пионерок лапают, а пионервожатую толпой трахают в Ленинской комнате.

Не выдержала мать.

– Олег! Я запрещаю!

Отец:

– Я запрещаю!

– А-а-а… Было, было что-то похожее. Единственный авторитет в вашей семье для меня – дед. К нему я завтра пойду и буду его слушать. А вы будете слушать меня.

– Ты – зарвавшийся ребенок, – вскочил папа. – Немедленно в комнату! Появится Константин Сергеевич – я запрещаю выходить! Время отхода ко сну проверю лично!

– Пап, – Белый Лоб не сдвинулся с места, – насколько я знаю, самое дорогое, что у тебя есть – это очки, не так ли?

– Ну? В каком смысле?

– Но как же? Оправа доставлена оказией из ГДР, настоящая, роговая, линзы вставлял профессор из Гельмгольца, в каждой линзе цилиндрик, потому как у тебя астигматизм, наклон одного цилиндра – тридцать градусов, второго – сто двадцать, особая шлифовка, «хамелеоны», пыль не прилипает… Правильно?

– Правильно, – с чуть заметной гордостью подтвердил Иван Александрович.

Олег – раз! – молниеносно, движением, незаметным и зверю, сорвал очки и твердо сжал их в руках.

– Что ты делаешь!? – закричал папа.

– Требую внимания. Иначе, – младший выставил оправу перед собой, – я ломаю их в области переносицы.

– Дурдом!.. – застонал отец и воздел руки к небу. К потолку то есть. Актером он являлся… Так…

– Мама! – попросил сын, – бросай свою стряпню – все равно, то, что ты приготовила, добавит тебе за один раз минимум три килограмма. Отправишь лучше в мусор. Садись к нам.

Родители осторожно сели рядом, постоянно переглядывались, а папа прицеливался к очкам.

– Мне нужно от вас пять минут, – начал Олег. – Не перебивайте вообще. Пять минут – и пусть все идет своим чередом. А пока слушайте. Вернее, внимайте. И не перебивать!!! – с силой закричал он на отца, когда тот хотел что-то такое спросить. – Итак: что мы имеем? Иван Александрович отдал свою диссертацию Константину Сергеевичу – отец! молчать! – и ситуация так всех устроила, что этого как бы и не случалось. Мама, Лариса Николаевна, благо дети выросли и пеленки менять не надо, задумывается о себе в большей степени, чем ранее. Кто на горизонте? Да тот же Константин Сергеевич. А Константин Сергеевич желает поиметь не только мозг своего сотрудника, но и его жену – благо есть на что посмотреть.

– Олег! – взревел отец.

– Раньше нужно было думать. Упустил, теперь заново сочиняй, как сердце завоевывать. А тут процесс уже начался – визиты, подарочки. Но нужен мощный катализатор. У вашего старшего сына есть подруга Жанна. Она с ним пробудет довольно долго, Игорь даже успеет при ней поступить в университет, после чего она его бросит. Дело молодое – пошел бы к другой, но брат, в отличие от меня, мало читал Анатоля Франса. Чтобы доказать что-то себе, небесам, а пуще, думаю, ей, он, не говоря вам ни слова, забирает документы и прямиком дует в армию. Пятиборец! Боец от Бога! Ура! Родина ждет таких сынов! И – прямая дорога в ВДВ. А там, после получения соответствующих навыков ведения боя в гористой местности – в Афганистан. И в первом же бою его убивают.

– Не-ет! – заорала мать.

– Что за бред? Студентов не берут… – отец сидел в недоумении.

– Итак: у матери нет сына, у отца нет сына, у деда нет внука, у меня нет брата, у Жанки нет героя. Что происходит потом? Ты, – и Олег прямо пальцем указал на отца, – уже неравнодушен к бутылке. Ты уже жену на пузырь променял. Сейчас Сергеевич тебе алкогольным подарком бельмы зальет, а сам с мамой шуры-муры вести начнет.

– Ложь!

– Такая ложь, что кусками режь – на всех хватит. Поэтому после смерти Игорька в Афганистане…

– Не говори так! – закричала мать.

– Вы обещали молчать, нет? Иван Александрович сопьется, Александр Андреевич умрет, а Лариса Николаевна упадет в долгожданные объятия Константина Сергеевича.

130