Белый Лоб решил посеять на будущее доброе семя.
– А любит она, если это вас так беспокоит, другого. Я не ревную, потому что соперник объективно очень достойный. Редкий набор лучших человеческих качеств.
Марина закатила глаза к потолку и ущипнула его под столом, хозяйка открыла рот.
– Мы пойдем, пройдемся, нам поговорить надо, – обратилась Горячева к бабушке.
– А он тебя не украдет? – неловко пошутила Вера Александровна. – Может, только для отвода глаз объявил, что не ревнует? А сам – на коня и в горы?
– Я вам портфель в залог оставлю, – показал на свою ношу Олег.
– На что мне твой портфель?
– Я в Питер еще и по другим делам. А там – деньги, документы…
– Деловой… – процедила сквозь зубы хозяйка. – Один час, не больше! А я пока обед приготовлю. – И все более и более сердито: – Праздничный. В честь дорогого гостя. Яви… – тут природный такт все же заставил остановиться, но Белый Лоб с удовольствием продолжил:
– Явился – не запылился. Как снег на голову. Незваный гость хуже…
Марина уже выталкивала его за дверь.
– Не дразни бабушку! – зашептала она на площадке.
– Ты тоже не будь на побегушках. А то так и не отпустит к своему Андрею.
Они, держась за руки, сбежали по лестнице. Двор – пустой.
– Олег! – закричала девчонка. – Мы живы! Черт, мы живы! И что это было? – потянув его за руку, она приблизила лицо друга к своему.
– Незнакомый науке способ изменения пространства и времени. Думаю, еще не один адронный коллайдер придется построить, чтобы понять хоть тысячную долю того, что мы испытали.
Она тащила его за руку вдоль улицы Восстания.
– А мы куда? – спросил он.
– В Таврический сад. Там хоть скамейки есть.
– Ха! Я уж там сегодня гулял.
– Мы же не гулять идем, а разговаривать. А больше негде. Слушай! Я очнулась в темноте! Где – не понимаю! И давай орать! А тут вбегает бабуля – ну, я думаю, уже на том свете, и давай орать еще пуще!
– Аналогичная ситуация.
– День я проплакала – не понимала, что делать. А теперь я счастлива! Это же чудо – начать жизнь заново, и по-другому, совсем по-другому прожить свои лучшие тридцать лет! Спасибо, Господи, за шанс, спасибо!
Последнее она прокричала так громко, что кумачовые прохожие оглянулись.
– Не так громко, – посоветовал Белолобов. – Мы пока в стране победившего социализма. Здесь «Господи» произносят шепотом. Все Бога боятся, но его вроде бы нет.
– Во-первых, – продолжала болтать на ходу Горячева, – я не начну курить.
– Умница.
– Во-вторых, я не полезу в горы.
– Само собой.
– В-третьих, отвечу на предложение Андрюшеньки Клюева!
Олег остановился.
– Ну, бабы, ну вы и народ, – после паузы зло бросил он. – Вокруг пусть мир рушится, а вам – лишь бы милый был рядом!
Марина опять хлопала ресницами.
– Любой фильм, снятый женщиной-режиссером, – продолжал гость, – возьми: трупы, гарь, смерть, а вот обняла героиню мускулистая рука долгожданного мачо – и сразу наступило счастье!
– Олег! – она повысила голос. – Только не лезь ничего менять! Пусть все идет своим чередом! Вспомни «эффект бабочки»!
– Я помню про «эффект бабочки»! – проскрежетал он зубами и повел ее дальше. – Да, можно плюнуть на все и вся, несколько лет походить строем, делая вид, что живешь в счастливом ожидании коммунизма, с энтузиазмом встретить перестройку, подружиться с Чубайсом, на первые же деньги купить «Майкрософт», вовремя подстроить встречу с женой, вовремя зачать Нину – и живи, в ус не дуй!
Он остановился, опять оказавшись с нею рядом лицом к лицу, и продолжил:
– Но а как же Чернобыль? Как промолчать о Спитаке? Об Аль-Каиде и башнях-близнецах? О цунами в Индийском океане в 2004-м, унесшем жизни трехсот тысяч человек?
– Но Аль-Каида для тебя – не главное, – печально произнесла спутница.
– Видишь, – усмехнулся он, – не зря мы вместе в ледяном плену сидели и по отдельности через время летали: меня ты раскусила. Я даже мысли не могу допустить, что я тридцать лет не увижу Нину такой, какая она есть в 2012-м!
– И потому пусть все летит в тартарары?
– Не в тартарары!
– У мистера всезнайки есть план? О! Лавочка! Без всякого Таврического сада. Присядем?
– Присядем.
Сели, наклонили головы друг к другу, продолжили шептаться.
– На самом деле, – сказала Марина, – курить хочется до смерти.
– Могу сбегать за пачкой «Родопи» – у меня установились доверительные отношения с продавщицей рюмочной двадцать четвертого дома Ириной.
Девчонка прыснула в кулак.
– Ну, Белолобов, ты, похоже, шутник. Отставим «Родопи», физкультуру – в массы.
– Я здесь не вынесу. Я уже чувствую, что начинаю сходить с ума. Для меня вокруг – не люди, а оруэлловские персонажи – до такого абсурда все доходит. Плюс ляпнул что-то где-то не так – отправят в психушку, права человека через три десятка лет зачитают. И я боюсь, что это не навсегда. Что – раз! – ты опять в снежной яме.
– Ерунда! Это посттравматический шок.
– Я хочу домой. Я хочу к дочке.
– То есть ты доберешься в пещеру, – очень-очень грустно сказала Горячева, – произведешь абра-кадабры с Камушком, улетишь еще на какую-нибудь Кассиопею, а я – вместе с тобой. За компанию.
– Нет. Ты говорила, что у тебя отец – замначальника порта.
– И что с того?
– Не знаю, как, мытьем, катаньем, уговорами – ну ведь не зря же у нас в офисе поговорка ходит, что Белолобов даже мертвеца может заставить встать из гроба и пойти сдать анализы на яйца глист, а потом вернуться обратно – в общем, чтобы он помог мне нелегально пробраться в Англию.
– Блеск! – Марина насмешливо, и в первый раз за встречу сверху вниз, посмотрела на него. – А дальше?