– Зачем ты хотел убить меня, несчастный? – с некоторым удивлением спросил солнцеподобный.
– Ну как же, – ответил Олег. – Разве не ты – враг человечества? Если тебя не остановить, ты перебьешь всю Вселенную.
– Правильно сказал, – кивнул эмир. – Перебью, но только врагов веры. Я, что, первым напал на Тохтамыша? Я принял его, как сына – а чем он мне ответил?
– Тохтамыш – да, негодяй редкостный, – согласился Олег, – а чем провинился правитель Герата, ранее дававший тебе кров? А несчастные исфаганцы? А хорезмийцы и азербайджанцы – люди одной с тобой веры?
– Они замышляли недоброе и удостоились справедливого наказания.
– Да? Младенцы Исфагана, которых топтали копытами твои воины, тоже успели что-то замыслить?
– Исфаган – возмездие, – только и сказал гурген. – Эти подлецы под покровом ночи уничтожили мой гарнизон – вот и получили по заслугам.
– А ты помнишь, как начинается коран?
– О, наглый кяфир! – выступил вперед Миран-Шах. – Как ты, неверный, смеешь своим нечестивым языком вспоминать Благородную Книгу?!
Тимур знаком остановил отпрыска и кивнул урусуту – продолжай.
– Первые строки корана – «Во имя Аллаха, милостливого и милосердного!» Милосердного, понимаешь?
– Милосердного к тем, кто чтит его законы и почитает его! Рука, которая не может держать меч, не сможет держать и скипетр. Действительно, по моей воле гибнет много людей, но этот грех свой я вполне искупаю своим почтительным вниманием к потомству Пророка на Земле и потому, без всякого сомнения, за такого правителя народ должен молиться. Милость? К предателям и обманщикам? Ты сам зачем-то оскорбляешь за глаза Тохтамыша – а между тем служил ему. Или ты гулям, наемник, воевал за деньги? Тогда что с тобой вообще говорить!
– Я не гулям, и Тохтамышу не служил.
– Как это?
– Я поклялся служить Илыгмышу, сроком на десять лет, когда он взял меня в плен в детстве. И воевал в его тумене. А Тохтамыш – глупец, не имеющий своей головы. Все, что он делает, советуют ему его огланы и нойоны, а они, как видишь, тоже невысокого ума.
– А зачем ты клялся служить Илыгмышу? И зачем ему на службе ребенок? Он мог просто сделать тебя рабом.
– А я бы убежал.
Многие засмеялись.
– И погиб бы, – развел руки гурген.
– И попал бы в рай. Разве мученики твоей веры не попадают на небо?
– Ты спешишь в рай?
– Да теперь, видимо, его не избежать.
Хромец улыбнулся.
– Так чем ты приглянулся оглану Илыгмышу, что он не отправил тебя в Кафу?
– Положил несколько его людей, когда они напали на мое селение.
– Сколько тебе тогда исполнилось лет?
– Двенадцать, хазрат.
Умар-Шейх засмеялся в голос, несколько шейхов улыбнулись.
– Ты их застрелил из лука, из укрытия? Смелый поступок, молодец! А почему тебя не убили другие солдаты, мстя за товарищей?
– Я не убивал их из лука. Я зарубил их саблей.
Прошел легкий смешок и возникла какая-то пауза. Эмир морщил лоб, явно пытаясь что-то вспомнить.
– И сколько человек ты поразил?
– Восемь, в доспехах. А на мне висела холщовая рубашка.
– Я слышал эту байку! – заорал Миран-Шах. – Это обычная сказка для детей!
Гурген посмотрел на него, и тот замолчал.
– Я тоже слышал эту сказку. Что мальчик победил восьмерых врагов в честном бою, а когда подрос, в пятнадцать лет убил одним ударом слоноподобного Ахмед-баатура на ристалище в Сарае.
– Не одним, хазрат, – заметил плотницкий сын, – сначала я сломал ему коленную чашечку.
– Коленную чашечку! – презрительно прокричал Миран-Шах.
– Между прочим, это правда, а не байка, – сказал Кулунчак. – Мой двоюродный брат-торговец был тогда в Сарае и все видел своими глазами.
Тимур хлопнул в ладоши, его глаза загорелись.
– Это – правда? Мальчик, который победил восьмерых монголов, затем сидел в зиндане, как я, и ходил с колодкой на шее, как Темучин, одним ударом голого кулака убивший Ахмед-баатура – существует? И он стоит сейчас передо мной на коленях? Развяжите ему руки!
Пока Олегу развязывали руки, он встретился взглядом с парнем лет шестнадцати в доспехах фазаньих расцветок – глаза того буквально горели от счастья.
– Дай, что ли, пару подушек, – попросил древоделя Защитника Ислама, потирая затекшие руки. – Я прилягу – уж больно устал сегодня твоих бойцов рубить.
Шейх Давуд улыбнулся, а Умар-Шейх что-то яростно зашептал на ухо Шах-Малику.
Подушки принесли.
– А зачем ты таскал книги из огня в Зенджир-Сарае?
– Книги – дороже жизни. Так считал мой дед. Он учился в Царьграде – ну, в Константинополе – и единственное, что он принес с собой на Русь – это книги. Человек, давший их ему, сказал беречь рукописи перво-наперво. И когда в Москве случился большой пожар и загорелся наш дом, дед успел вытащить книги, пусть и все другие ценности сгорели.
– А чем так привлекательны книги?
– В них заключена мудрость. А жизнь без мудрости – пуста.
– Жизнь пуста без славы! – крикнул Мухаммед Султан.
– Но слава ведь может быть и плохой, не так ли? Монгольская поговорка гласит: «От дурной славы несет зловонием десять тысяч лет». Книги же как раз и помогают разобраться, что хорошо, а что плохо. Чтобы не делать ошибок, которые запятнают тебя на века.
– Говоришь так, что во рту, как от халвы, сладко становится, – заметил Джелаль-баатур. – А сам – гулям, сражался за чужую веру за деньги.
– Вера у меня своя, – Олег показал всем крестик, – сражался я не за деньги, а потому что дал слово – прослужить десять лет. И через еще десять месяцев ушел бы домой. Да я вообще за Тохтамыша не сражался бы, если бы не Илыгмыш! Мой интерес – чтобы эмир вообще его победил, потому что ордынский хан – враг моего народа. Но ведь гурген-султан может на этом не остановиться, а вот это мне уже ни к чему.