– Твое имя, – сделал последнюю попытку плотницкий сын, – достигло небес, а мощь – земель Мазандарана, Кий-лана, Райя и Ирака. Зачем тебе кяфир – мин-баши?
– Сказочный мальчишка, убивший одним ударом кулака Ахмед-баатура и выросший в могучего воина, ушел от Тохтамыша к Тимуру гурген-султану, поняв, что служить следует самому сильному. Ясно?
«Опять, елки-палки, это восточное бахвальство – у кого оружие дороже, конь быстрее, жены – красивее…» – скривился Белый Лоб.
Видя разочарование собеседника, Завоеватель добавил:
– Дам тебе несколько деревень, подарю дом-дворец, составишь из наложниц гарем…
«Матерь Божья! – простонал про себя Олег. – Опять эта скотская полужизнь! Бежать? Крест ведь не целовал?»
Он посмотрел в зеленые очи эмира и ответил:
– Да, тысяча. Деревни, да. Хорошо.
– Ну и ладно. А что это после упоминания наложниц лицо окаменело? Христианская жена есть?
– Есть.
– Где? Если в обозе – скажи, могут ведь убить.
– Нет. Надеюсь, уже далеко. Я ее перед самой битвой отправил.
– Так все-таки знал, что проиграете? Знал?
– Знал.
– Ха! Нет, ты умный, урусут. Давай, прикажу – догонят, привезут обратно.
– Не надо. Ты скажешь «догнать и привезти», передадут как просто «догнать», а там – догонят и ненароком убьют. Не нужно. Уверен, она далеко.
– Ну, сам так хочешь. Найдем еще жену – да хоть нескольких. Отправишься со мной на пир – я приглашаю, – и поднялся с трона, собираясь идти.
– Да я… Это… – пытался отказаться плотницкий сын. – Ранен вроде…
– Ты что! – засмеялся Повелитель. – Фахруддина в одном бою ранили в семидесяти местах, а он выздоровел и прожил до девяноста лет!
Тут к Тимуру подлетел тавачи и принялся сбивчиво делиться какой-то вестью. Пока он торопливо докладывал, Белый Лоб подумал: «Ну это уж точно ни в какие ворота – типичная “Тысяча и одна ночь”. Семьдесят ран! Обычная для Востока напыщенная слащавая витиеватость. Вспомнить хоть Ибн Арабшаха: “Когда блестящий динар солнца спрятался в одежду хозяина темноты, могущественная швея распростерла основу в пустырь космоса и, как только пришла темнота и ночь рассыпала на поверхность земли дирхемы блестящих звезд, а непроглядная темень распространилась во все стороны…” – тьфу! Был у них единственный величайший мудрец – Абу-Али Ибн-Сина, да и тот, ненавидимый тупыми злобными имамами и обладающими властью завистниками, или отправлялся в изгнание, или сидел в заточении…»
Тавачи ускакал.
– Тохтамышево войско гнали тридцать три фарсаха! – радостно поделился Властелин Судьбы. – Пока не стали дохнуть кони. Степь усеяна трупами! Забрали все табуны! На каждого моего пешего воина придется двадцать-тридцать жеребцов, а на всадников – по сто голов! А ты говоришь – он еще соберет войско! Откуда?! Из преисподней?!
«А хорошо бы, вправду, дьявола на твою голову!» – помыслил ратник. Напоминание об Алтантуяа больно щемило сердце.
В шатер Тохтамыша с золотым пологом – как же иначе, подражание Батыю, такой же хан улуса Джучи, только вот несколько трусливей – набилось человек триста: вся самая что ни на есть знать. «Той» – он и есть «той». И – Олег, пусть и в отдалении от возлежащего на множестве ковров и подушек Тимура, но – все же. На кусках кож скота тащили жареную на углях и вареную конину, баранину, требуху… Мясо, мясо, мясо… Бодрым шагом шли кравчие с ножами, за ними – слуги со стопками мисок. Кравчие становились на колени, быстро-быстро нарезали кусками мясо на подставляемую миску, она убиралась, сразу горка появлялась на следующей… Поднесли и древоделе. Солнцеподобному прислуживали не слуги, а сами шейхи, и вот посмотрел эмир на кофр со снедью, кивнул одобрительно, и царственным жестом указал в сторону урусута. Стоявший в шатре многоголосый гомон, показалось, даже утих. Вот это честь! Из рук самого Властелина Счастья! Тут же появилось питье, Олег нюхнул содержимое чашки – арак. Вот, это сейчас до крайности необходимо. Гурген оторвал кусок мяса, и тут же все принялись жевать, чавкать, доставать из ртов пальцами застрявшие меж зубов жилы, потом пальцы облизывать, вытирать руки об одежду…
Белый Лоб с удовольствием выпил арак. И еще. И еще.
«А где же я буду спать? – подумалось ему. – Моя повозка – добыча какого-нибудь быстрого чагатая! Шатер завалили, свернули – пригодится кому-то в обратном походе. А, теперь не все ли равно!»
Виночерпии подносили и подносили – шел пир. Один волк в борьбе за право таскать ягнят из отары покусал другого, и теперь по этому поводу – обжирательство, пьянство, факиры, жонглеры, а ночью будут ставшие в одночасье рабынями, доставшиеся победителям чьи-то бывшие жены и дочери. А за шатром, дальше, в Волге, плавают опухшие посиневшие трупы, к которым уже прилипли раки; другие горы трупов, унесенных течением – сбиваются на порогах, а в степи, на протяжении двухсот верст дальше от реки – с торчащими стрелами, обглоданные шакалами, лисами и волками мертвые тела, а рядом – орлы, которые не могут взлететь, потому как объелись падали.
Олега качнуло раз, другой… Он не знал – позор или не позор заснуть у Хромого прямо на пиру, но терпеть уже не мог – глаза смыкались.
«Христос сохранил Еноха во времена праотцев, а затем Ноя в ковчеге, Авраама от Авимелеха, Лота от содомлян, Моисея от фараона, Давида от Саула, трех отроков от печи, Даниила от зверей, а меня спасет от Тимура…» – подумал Белый Лоб и повалился навзничь.
Будильник в мобильном пищал тихо, но очень противно. Олег не выспался. Увлекся на ночь глядя Дэвидом Митчеллом – и вот наказание. Посмотрел на дисплей – семь ноль-ноль. Какого черта? Осторожно тронул супругу за плечо.