Урусут - Страница 122

122

– Да я ко всему готов, как пионер… – вырвалось у «школьника».

– Ты и так пионер! Олег! Что с тобой?! Я точно знаю – на тебя составлялась куда-то заявка! В район – точно составлялась! Вспоминай!

– Не помню, не хочу врать, – покачал головой Белолобов. – Но мне, честно говоря, все равно. История, литература, иностранный язык – куда скажете.

Директор свел вместе брови, упер руки в боки.

– Ну и хвастун… Давай так – я этого не слышал. И завтра чтоб секретарю моему доложил – где, когда, предмет, тема. Тоже мне – вундеркинд!

– Будет сделано, – с готовностью откликнулся ученик.

– Смотри! – Владлен Борисович погрозил пальцем.

– Я могу идти? – с надеждой спросил Олег.

– Конечно, иди. Хм, хвастун…

Захотелось пить. Сильно. Выпить – еще лучше. Но…

Добрался до столовой – там стояли в ряд умывальники, открыл кран, обмыл лицо, полегчало.

Зашел внутрь – воняло нестерпимо. Кислые щи и котлеты, конечно. Подошел к раздаче – на подносах стояли стаканы с компотом. Есть надежда, что, по крайней мере, эта вода когда-то кипела.

– Сколько стоит? – спросил он у толстой тетки в первоначально белых, а теперь в застиранных до цвета топленого молока халате и колпаке.

– Что значит – «стоит»? – в свою очередь, спросила женщина.

– Стакан компота.

– А ты с классом своим на обед записан?

– Не помню…

– Слышь, Нюр! – крикнула тетка коллеге, поварешкой мешающей в огромной алюминиевой бадье мутное варево. – Малыш на обед не записался, а пришел один компот по-ку-пать!

– Ха-ха-ха! – загоготала Нюра.

– Тебе здесь не кафе – компоты покупать! – отрезала обладательница колпака. – В другой раз будешь умнее и заранее запишешься!

Олегу очень захотелось ударить поднос снизу ногой, так, чтобы все эти граненые стаканы перевернулись в воздухе и облили теткин халат – возможно, для последней стирки, но он сдержался, резко повернулся на каблуке и пошел прочь.

По дороге зашел в туалет, там долго смотрел на себя в зеркало. Только и остается, что следовать стоикам. Богини судьбы – мойры, они же парки – куда-нибудь, да затащат. Во всяком случае, спину не ломит, и правый мениск на месте.

III

Очередным уроком стояла история. То немногое, что он помнил со времен школы – опаздывать нехорошо. Поэтому тихо постучался, открыл дверь, осторожно вошел, вежливо поздоровался и шагнул на свое место – вон сидит вроде как его официальная соседка Полубабкина – но был остановлен грозным окриком:

– Стоять!

Удивившись, он посмотрел на учительницу, и вдруг воспоминания хлынули на него – одна волна за другой.

– А потом, – та повернулась к классу, – Белолобов возмущается излишним вниманием к своей неординарной персоне. Опаздывать хорошо или плохо, Белолобов? Почему никто себя не выделяет из коллектива и не противопоставляет коллективу, Белолобов? Почему все ученики на местах до звонка, и только ты – после? И – ни малейшего чувства вины! Он даже не попытался извиниться! Объясняй, Белолобов, мы тебя слушаем!

Олег возмутился. Он не сможет так жить. Какие-то глупые, крикливые, визгливые тетки позволяют себе издеваться над детьми. Педагоги, чтоб вас…

– Во-первых, меня задержал директор.

– Ах, ну да – всем нужна царственная особа по фамилии Белолобов. Ты зачем так нагло врешь? Ты не думаешь, что я это могу проверить? Ты надеешься спрятаться за авторитет директора? Не выйдет!

Злоба внутри женщины кипела и бурлила – казалось, ткни иголкой, и тело взорвется, а сидящих в классе с ног до головы обдаст особо едкой и вредной кислотой.

– Нет, я не думаю, что это нельзя проверить. Мы разговаривали напротив столовой, и вокруг стояло много людей, которые могут подтвердить факт нашей беседы. То есть у меня есть свидетели. А у вас, Оксана Витальевна, есть свидетели, что я лгу? Что я не общался с Владленом Борисовичем, а, например, курил на заднем дворе или гонялся за бабочками на волейбольной площадке?..

Раздались смешки.

– …Так что уместней говорить не о моей лжи, а о вашей клевете. Вы, Оксана Витальевна – клеветница.

– Да как ты… Да как ты смеешь! Я, я… Хам малолетний! – учительница вскочила с места. Только бы не кинулась глаза выцарапывать. Или язык вырывать.

– Во-вторых, я не возьму в толк – откуда столько ненависти к маленькому мальчику, которым, по сути, я являюсь. Ну, да, потомственный историк. Пусть будущий. Да, дома большая библиотека специальной литературы. Да, читаю на английском и старославянском, учу итальянский. Да, знаю в несколько раз больше. Ну и что? Люди – разные. Кто-то всегда талантливее, умнее и способнее. Я ведь не завидую Гете – он владел к четырнадцати годам шестью языками. А Энгельс в течение жизни изучил их вроде как тридцать три. Причем персидский – недели за две. Точно не помню, но месяца точно хватило…

– Я тебе не завидую! – взвизгнула Трунова. – И причем тут Энгельс?!

– Притом, – Олег назидательно поднял палец, – что труды Фридриха Энгельса, Карла Маркса и Владимира Ленина легли в основу советской педагогической науки. При царском режиме детей в школе избивали розгами и сажали в карцер. Приход к власти большевиков ознаменовал резкий поворот в методах воспитания подрастающего поколения. Теперь не формальная зубрежка и вдалбливание религиозных постулатов, а вдумчивое, кропотливое объяснение основ марскизма-ленинизма лежит в основе просвещения детей и юношества…

– Прекрати, Белолобов!

– Вы не согласны с основами марксизма-ленинизма?

– Я согласна, но ты не о том!

– Я о том, – он как мог, повысил голос, чтобы она его не перебила, – что советская педагогическая наука не допускает избиения детей! А вы месяц назад ударили указкой по руке Шиляева! Да так, что появилась гематома! Свидетели – двадцать человек!

122