– Что еще напророчествуете?
– Ну… Э… Возможно двигательное беспокойство. Судорожные припадки. Дискоординированность движений. Сумеречное состояние.
– Вот «сумеречное состояние» – вот это, по-моему, подходит. Развейте его, пожалуйста. Откуда меня доставили?
– Видите, – повернулся толстяк к свои друзьям, – все же потеря памяти.
– Ну, если сейчас февраль, – внимательно посмотрел на него Олег, – не с Эльбруса, часом?
– О! – снова развернулся доктор. – Все же частичная.
– Сергей Аркадьевич! Меня нашли уже в коме? Или я впал в нее позже?
– Уже в коме. В глубокой пещере. Сотрудники МЧС бурили лед. История, конечно, беллетрическая!
– Много времени я провел подо льдом?
– Э… Совсем недолго. Полтора суток.
Белолобов пытался найти логическую цепь. Почему тогда кома?
Этот вопрос и задал. Врач посмотрел на коллег и покосился на пациента – мол, промолчать или сказать? Олег заметил это движение.
– Полно, говорите.
– У вас, – и доктор ткнул себя пальцем в макушку, – как бы сказать… Все правое полушарие прострелено. Насквозь. Через затылок. Честно говоря, как вы выжили, нам не понятно. Раз вы требуете прямоты и твердите, что адекватны, сообщу: у вас просто дырка в мозгу. Вот так, – и откинулся на спинку, сжав пальцы обеих рук.
– Поэтому на глазу повязка? – цена была страшная, но платить судьбе чем-то нужно?
Аркадьевич молча кивнул.
– То есть глаза нет?
Доктор развел руки в стороны – увы!
– Меня нашли одного? – подумал: совершила ли Марина кульбит вслед за ним?
– Да. К сожалению… Все участники вашей группы погибли.
Жаль, как жаль, страшно жаль! Но вопрос не об этом же…
– В пещере. В пещере – одного? Больше никого не нашли?
– Э… Насколько я знаю, нет.
– А чужие вещи? Женские, например?
– Нет-нет, – врач предостерегающе выставил перед собой ладони. – Никаких женских вещей. Какие-то исторические раритеты – да. Женских вещей – нет.
Камень! Они нашли Камень! Ох, надо же предупредить – а то разлетятся по времени кто куда!
– А… – Белолобов нахмурился, подыскивая слова. – Почему вы сказали, что история – беллетрическая?
– Ну, – эскулап заулыбался, – на поиски вас одного снарядили целую экспедицию. Организовала ее ваша жена и друг по имени Павел. А вашу дочь тут все уже до одного знают – она приходит и сидит в том кресле, – врач показал в угол, – каждый день, по нескольку часов, пока мы ее не… Ну, как выразиться… Прогоняем. Она говорит, что если будет находиться рядом, папа быстрее выздоровеет. Замечательный ребенок. Вежливый, умный. Хорошая девочка.
Олег схватил правой рукой подушку, выдернул ее из-под головы и накрыл ею лицо. Нина, Ниночка, солнышко мое – ты есть, ты существуешь, любимая моя, драгоценная… И Аня, Аня, Аня… Не бросила, не оставила. Мексиканский художник Диего Ривера расписал стены дворца Кортеса в Куэрнаваке обломками ада, заключенными в оправу из райских садов. Его бывшая супруга Ангелина Белова, впервые их увидев, оставила обиды и «простила ему все, что он с ней сделал, даже самые затаенные горести, ибо нелегко быть женой гения». За что меня прощать? Я всегда вел себя грубо, высокомерно, жестоко. Ни ласки, ни добрых слов – вечное самокопание и попытки разобраться в себе, только в себе. Голый эгоизм. Спасибо тебе, Аня.
Убрал подушку, с очень большим давлением в голосе произнес:
– Позвоните им, пусть приедут. Срочно.
– Э… Я, вообще-то, считаю, рановато. Нам необходимо провести исследования, сделать анализы, собрать данные…
– Сергей Аркадьевич! Сам уйду! Звоните! Или мне дайте телефон! И выньте эту штуку из вены! – показал он на капельницу. – Буду получать полезные вещества естественным путем! И пить хочу! Дайте компот! Ой, что я говорю, Господи… Сок!
– Ну, – поднялся врач, и коллеги за ним, – в принципе, кто девушку кормит, тот ее и танцует. Губаз Леванович все равно вами позанимается чуть-чуть, пока я, так сказать, буду телефонировать. Не прощаюсь, я скоро вернусь.
– Пожалуйста-пожалуйста. Извините за резкость. Если что.
Доктор махнул рукой и вышел, Сан Саныч – вслед за ним.
Губаз молча сел к мониторам и стал быстро щелкать мышкой. Потом пробежал пальцами по клавиатуре и покосился.
– Что? – буркнул Олег. – Уйти самому не получится?
– Получится, – хохотнул врач. – Никогда такого не видел.
– А конкретнее?
– Вы в специализированной клинике. Кома – наш профиль. Еще никто не выходил из коматозного состояния так быстро и с таким успехом. Люди чаще всего не способны обслуживать сами себя! А вы кричите, ругаетесь, требуете питье! Почему на камеру не сняли?.. Забыли в суете…
– Руку освободите. Уберите капельницу.
– Сейчас медсестра придет. Вы же сок просили.
– Губаз Леванович, – после некоторой паузы спросил Белый Лоб. – В будущем мое состояние может ухудшиться?
– Честно?
– А еще как?
– Да оно через час может ухудшиться. Вам требуется ежедневное наблюдение и соответствующее лечение. У вас, извините, дырка в голове. Хорошая такая, сквозная.
Рукоятка? Это был выстрел. В затылок. Грохнул-таки Кердыев. Эх, Гриша, Гриша – «единственное нормальное лицо». И ты туда же. Шкуры продажные. Но что за Камешек, а? Нет, что за Камешек?!?! Теперь пришло бессмертие – пули не берут? Однако, нет никакого желания ставить повторный опыт.
Вошла медсестра с апельсиновым фрешем. Пока она ковырялась с капельницей, с катетером, уже пил.
– Я попробую пройтись, Леванович? – спросил у врача.
Тот кивнул.
– Даже нужно попробовать. Только умоляю – осторожней. Света, поддержите пациента.